Автор статьи: Алексей Волынец
«Новгородский торг», Аполлинарий Васнецов, 1912 год
На протяжении столетий торговля мехом приносила властям Руси сверхдоходы, сопоставимые по значению с современным нефте-газовым экспортом.
Вплоть до XVIII столетия Россия не имела собственных источников золота и серебра, не обладала она ни избытками других металлов, ни достаточным количеством ремесленников, способных обеспечить массовый экспорт товаров за рубеж. Поэтому на протяжении почти тысячелетия страна поставляла на внешний рынок натуральное сырье, прежде всего разнообразную пушнину. Торговля мехом приносила властям древней Руси и Московского государства сверхдоходы, сопоставимые по значению с современным нефтегазовым экспортом.
«Главное богатство их составляет мех..»
В конце первого тысячелетия территория Руси представляла собой по сути сплошные леса, густо заселенные редкими животными с ценным мехом, вроде рыси или соболя. Даже сегодня в центре европейской части России, на севере Украины и в Белоруссии, немало бобров, не говоря уже о живности с мехом попроще — вроде выдр или белок. Тысячу лет назад эти русские земли были почти неисчерпаемым источником меха.
Напомним, что до XX века, до эпохи массового распространения хлопка, а затем синтетики, меха в Европе и Азии были единственным материалом для изготовления по-настоящему теплой одежды. К тому же наиболее красивые меха были предметом престижного потребления, наравне с драгоценными металлами и ювелирными изделиями. Поэтому на протяжении многих веков Русь широко экспортировала на Восток и Запад свой самый массовый ценный товар — пушнину, разнообразные меха.
Одна из первых датированных записей в древнейшей русской летописи «Повести временных лет» сообщает, что в 883 году князь Олег Вещий «воевал» племя древлян, «примучив» их платить дань «черной куной» (куницей). Древляне обитали в лесах между Днепром и Припятью, и тысячу лет назад этот регион еще был богат куницами, чей мех считался третьим по ценности после соболиного и чернобурых лисиц.
Шкурки дикого соболя. Фото: Юрий Белинский / ТАСС
В дальнейшем практически вся внешняя торговля пушниной обеспечивалась таким внеэкономическим принуждением. Поначалу открытый военный грабеж сменил систематический меховой рэкет, когда князья, объезжая подчиненные территории (летописное «полюдье»), собирали с них незамысловатые плоды примитивного сельского хозяйства и разнообразные меха. Постепенно князья Киева сосредоточили в своих руках сбор меховой дани со всей Руси и контроль за главными торговыми путями, по которым перемещались экспортные товары, в первую очередь все те же меха.
Профессор В.В.Мавродин, один из ведущих исследователей Киевской Руси среди историков XX века, так описывал сведения о меховым экспорте тысячелетней давности: «Мехами торговали русские в Константинополе, столице Византии, в странах мусульманского Востока, в горах побережья моря Джурджана (Каспийского моря), в далеком Багдаде и Хорезме, в странах христианского Запада, в Праге и Раффельштеттене, Регенсбурге и Линце, Эннсе и Ратиборе. Восточные писатели IX-X веков Ибн-Хордадбег, Ибн-Фадлан, Аль-Истахри, Ибн-Хаукаль, Аль-Мукадасси сообщают, что русские привозят меха выдр, черных (чернобурых) лисиц, соболей, белок, горностаев, куниц, бобров… Арабский писатель X века Масуди подчеркивает, что черные лисицы представляют собой самые дорогие меха и только очень богатые люди могут позволить себе иметь шапки и шубы из этих ценных мехов. Ему вторит Ибн-Хаукаль, говорящий, что большая часть этих мехов и превосходнейшие из них находятся в стране Рус. В доказательство необыкновенной пушистости и тепла мехов Халиф Махди окутывал ими сосуды с водой, выставляя их в горах на снег, — и вода в сосудах не замерзала…»
Меха, по-древнерусски «скора» (в современном языке сохранилось в обозначении мастеров по меху «скорняк»), присутствуют во всех древних документах, касающихся восточноевропейских русов. В 944 году киевский князь Игорь, заключая договор с византийцами, одаривает их послов мехами. Княгиня Ольга обещает византийскому императору Константину VII дары — «челядь, воск и скору». В IX-X веках в Западной Европе меха из Руси настолько востребованы, что таможенный устав Франкского королевства освобождает ввоз русского меха от пошлин.
«Половцы платят дань князю Игорю», миниатюра из Радзивилловской летописи, XV век
«Повесть временных лет» в записи за 969 год вкладывает в уста князя Святослава такие слова: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды; из Чехии и из Венгрии серебро и кони; из Руси же меха и воск, мед и рабы». Меха не случайно идут первыми среди товаров русского экспорта.
История, естественно, не сохранила статистику этой древней торговли, но объемы явно были внушительными. Размах русского пушного экспорта доказывают даже языковые заимствования — так по-гречески белка будет βερβερίτσα от древнерусского «веверица», в арабский язык наименования соболя и бобра так же пришли из русского.
Персидский ученый Ибн-Русте, живший в самом начале X века, так описывает русов: «Единственный промысел их — торговля соболями, беличьими и другими мехами… Хазаре ведут торг с Булгарами, равным образом и Русы привозят к ним свои товары, как-то меха собольи, горностаевы, беличьи и другие… Главное богатство их составляет куний мех. Чеканной монеты своей нет у них, звонкую монету заменяют им куньи меха».
Ибн-Русте приводит даже некоторые цены меховой торговли, так в Хазарии шкурка куницы стоила два с половиной «диргема», на Руси же она покупалась всего за один диргем. Шкурка белки на Руси начала X века продавалась иностранцам за четверть диргема. Известно, что в Х веке «диргем» (дирхам, дирхем), мелкая серебряная монета Арабского халифата, весил около 2-3 граммов. Таким образом за килограмм серебра можно было купить почти две тысячи беличьих шкурок, которых хватало на два десятка беличьих шуб.
В сохранившихся древнерусских источниках арабские монеты-дирхемы именуются «кунами», именно потому что их стоимость на протяжении нескольких веков равнялась стоимости шкурки куницы. Мелкие серебряные обрезки таких монет именовали «веверицами» или «векшами», то есть белками.
На протяжении веков белка была самым дешевым и самым распространенным на Руси мехом. Та же «Повесть временных лет» упоминает размер дани, которую взимали в начале X века хазары с Руси — «по белке с дыма». Сумма индивидуально незначительная, но в масштабах всей страны дававшая внушительное богатство.
Арабский ученый Абу Хамид Ал-Гарнати сообщает, что одна беличья шкурка на Руси стоила каравай хлеба — «отличный круглый хлеб, которого хватает сильному мужчине». Тысячу лет назад хлеб представлял куда большую ценность чем сейчас, таким образом одна беличья шкурка — цена одного дня работы взрослого свободного мужчины на Руси тысячу лет назад.
Примечательно, что хотя Ал-Гарнати родился в XI веке в Испании, жил на Сицилии и в Египте, но он очень неплохо осведомлен о русской меховой торговле — для региона Средиземноморья именно Русь была единственным источником и поставщиком меха. Ал-Гарнати подробно описывает меховую «денежную систему» древней Руси, когда вытертые беличьи шкурки использовались в качестве условных денежных единиц.
Мех соболя ценился минимум в 200 раз дороже беличьего. Летописи сохранили упоминания, что в XII веке половцы брали дань с Новгород-Северского княжества соболями. На стене Софийского собора в Киеве, главного храма Киевской Руси, исследователями была обнаружена датированная XII веком надпись о покупке вдовой князя Всеволода Ольговича земли, ранее принадлежавшей некоему Бояну, за 700 соболей.
Дихрема, 971 год. Источник: the British Museum
Русские меха активно экспортировались и в страны Западной Европы, вызывая возмущение католических аскетов. Так германский летописец XI века Адам Бременский всячески осуждает моду на меха с Востока: «Они в изобилии имеют неизвестные нам меха, которые разливают в нашем мире смертельный яд гордости. При этом ценят они эти меха не выше всякой дряни, и при этом, думаю, приносят нам приговор, ибо мы всеми путями стремимся к обладанию меховыми одеждами, как к величайшему счастью…»
Тысячу лет назад русские князья, объединившие земли от Новгорода до Киева, стали фактическими монополистами в международной меховой торговле от Средней Азии до Западной Европы. Богатейшие экономические центры того мира — Багдад, Константинополь, Венеция, Кельн — просто не имели значительных альтернативных источников меха, кроме Руси.
Фактически, мех, точнее меховой экспорт в обмен на драгоценные металлы, стал экономической основой создания на территории Руси первого централизованного государства. Современный российский историк С.В.Цветков в своей работе «Экономическая основа образования древнерусского государства» так резюмирует значение пушного экспорта в нашей истории: «Обладая практически неограниченными меховыми ресурсами и не имея конкурентов в меховых поставках в арабские страны, Византию, в государства Европы, в обмен на которые шли в основном драгоценные металлы, Русь неуклонно создавала экономическую базу для развития мощного государства».
Расцвет северо-восточной Руси, усилившейся в XII веке по сравнению с киевскими землями, тоже связан с тем, что в нетронутых тогда лесах между Окой и Волгой она больше, чем другие русские княжества, добывала ценных мехов и экспортировала их в Западную Европу и Азию. Как раз в XII веке заметно выросло экономическое значение Волжско-Балтийского торгового пути по сравнению с днепровским путём «из варяг в греки».
Новгородская белка
После монгольского нашествия и до появления централизованного Московского государства главным центром экспорта русских мехов на Запад был Новгород. При этом начиная с XIV века западноевропейские архивы хотя бы частично сохранили документы Ганзы (торгово-политического союза немецких городов) о взаимоотношениях с Новгородской республикой — благодаря им впервые в русской истории можно хотя бы приблизительно узнать статистику и условия меховой торговли.
Историки XX столетия подсчитали, что шесть веков назад через Новгород в Европу экспортировалось не менее полумиллиона меховых шкур ежегодно. Свыше 90% этого объёма составляла всё та же белка — самый дешёвый и массовый мех Средневековья.
Массовый, исчисляемый сонями тысяч шкурок вывоз новгородской белки в Европу начинается уже в XIII веке и непрерывно растёт в течение последующих двух столетий. Именно поэтому на данное время приходится расцвет Новгородской республики.
Минимальные ежегодные закупки отдельных немецких купцов к началу XIV века достигали 5-10 тысяч шкурок. Ганзейские купцы Виттенборги из Любека в течение трёх лет продали в северной Европе 65 тысяч новгородских шкурок. Крупным покупателем и продавцом русского меха тогда был Тевтонский орден. В 1398 году рыцари-крестоносцы купили в Новгороде 136 тысяч шкурок, в следующем году — 38 тысяч, в 1400 году — 43 тысячи, в 1403 году — 51 тысячу. Товарищество немецких купцов в Венеции за 1409-1412 годы продало в Средиземноморье свыше 200 тысяч меховых шкурок, закупленных в Новгороде.
Известна даже технология таких дальних поставок меха. В пункты заготовки, разбросанные по всей территории Новгородской республики, меха привозили связанными в особые кольцеообразные «бунты» при помощи ивовых прутьев. В Новгород эти меха поступали уже упакованными в особые мешки («козки» или «козицы»), сделанные из цельной, снятой чулком шкуры и открывавшиеся сверху и снизу. В таких мешках уложенные очень тесно шкурки почти не тёрлись друг о друга и не теряли товарный вид.
Фрагмент резной панели скамьи из собора св. Николая в г.Штральзунде с изображением новгородских купцов, около 1400 года. Источник: academic.ru
Уже в Новгороде ганзейские купцы укладывали меха в большие деревянные бочки, наиболее удобную тару для морской транспортировки этого товара, и переправляли их дальше, в Германию и Фландрию. В одну бочку входило от 5 до 7 тысяч шкурок (мелких беличьих — до 12 тысяч).
В зависимости от цены и сорта пушнина продавалась различными партиями: соболь, горностай, куница, хорек — «сороками» (по сорок штук), белка — сороками и тысячами шкурок. Этот порядок установился ещё в ранний период русско-немецкой торговли и был подтверждён в 1343 году особым договором Новгорода с Ганзой.
При этом документы Новгорода и Ганзы содержат множество специальных терминов, обозначающих разновидности беличьего меха, производных от древнерусской «виверицы»: «верк», «грауверк», «шененверк», «люшверк». Множество немецких торговых терминов той поры являются прямой транслитерацией русских слов: onnyghen означал онежскую белку, clesemes — белку, добывавшуюся на реке Клязьме в землях Московского княжества. Термины troynissen и schevenissen происходят от русского обозначения сортов и разновидностей беличьего меха «тройницы» и «шевницы» (сшитые кусочки меха и меховые обрезки). Вся эта сложная дифференциация русской белки хорошо известна европейским купцам, отражена даже в торговых документах далёкой Фландрии и Англии.
Среди дорогих мехов на первом месте в Новгородском экспорте стояла куница. Объем продаж бобров, соболей и других более ценных мехов через Новгород был не велик. Так по ганзейской статистике немецкие купцы в 1391 году только через город Ревель (современный Таллин) вывезли из Новгорода почти 25 тысяч беличьих шкур и только 780 горностаев и 41 соболя.
Русские меха в Новгороде продавали в обмен на серебро и особо востребованные на Руси европейские товары — прежде всего железо, соль и различное сукно немецких и фландрских мануфактур.
Хотя в XIV-XV веках из Новгорода экспортировалось огромное количество белки, число скорняков, специалистов по обработке мехов в самом городе было очень невелико, не превышая двух сотен мастеров и подмастерьев при численности населения Новгорода в 40-50 тысяч человек. Дело в том, что Ганза прямо требовала поставок на рынок только необработанной пушнины, отказываясь покупать у русских обработанные меха или готовые товары.
В 1374 году ганзейские купцы устроили Новгороду самые настоящие «экономические санкции», отказавшись закупать меха под предлогом, что русские продают слишком много «поддельного», то есть уже обработанного меха. Новгородские власти вынуждены были пойти на уступки, так как не имели других удобных путей сбыта своего основного товара — меховой экспорт на Запад и Восток по рекам и суше контролировался либо Москвой либо Великим княжеством Литовским.
Новый торговый договор Новгорода с Ганзой от 1376 года (всего с XIII XV века Новгород заключил с Ганзой 17 торговых договоров) фактически закрепил функцию Новгородской республики как компрадора немецких купцов — отныне новгородцы имели право торговать с Европой только необработанным меховым сырьём.
При этом не только горожане, обитатели Великого Новгорода, но и практически все крестьяне, жившие на землях Новгородской республики, так или иначе были вовлечены в меховой экспорт. По описаниям европейских путешественников новгородские крестьяне самостоятельно торговали мелкими партиями мехов, в основном белкой, прямо в Новгороде у немецкого подворья.
Но главными продавцами русского меха на Запад, естественно, были новгородские бояре-«олигархи» и «Ивановское сто», объединение богатейших купцов города.
Заметную часть налогов, собираемых верхушкой Новгорода с местного крестьянства, составляла именно меховая дань «белами», белкой. Не случайно самая первая из берестяных грамот, обнаруженных современным археологами при раскопках в центре Новгорода (найдена ещё в 1951 году) содержит запись о том, как некий Фома с десяти сёл получал ежегодно 312 белок дани и 33 белки за «позём», то есть аренду земли. Эта «береста» датируется историками самым концом XIV века.
Портрет Ивана III Васильевича, гравюра из «Космографии» А. Теве, 1575 год
Новгородские «окладные книги» содержат немало сведений о сборе меховой дани. Так жившая во второй половине XV века Марфа Борецкая, знаменитая «Марфа-посадница», лидер антимосковской боярской партии Новгорода, только с одного Никольского погоста получала в качестве оброка 3094 беличьих шкурки и два рубля денег серебром.
«Софийская казана», то есть казна архиепископа Новгородского и Псковского, получала с Сердовольского погоста дань в 880 белок и 11 с половиной гривен серебра, с волости Мегриярва — 5 гривен серебра и 910 белок. Даже пошлины за рыбную ловлю в Новгородской республике зачастую взимались белками.
Однако главным источником меха (прежде всего той же белки) для Новгорода служила не дань с окрестных крестьян, а меха поступавшие из северных владений олигархической республики. Одним из главных центров торговли белкой на севере Руси был город Устюг Великий. Устюжское княжество долго время платило меховую дано Новгороду. В 1425 году она составляла примерно десятую часть ежегодного новгородского экспорта в Европу — 50 тысяч белок и 6 сороков соболей.
Отдельные наиболее богатые новгородские купцы закупали тогда в Устюге до 60 тысяч белок ежегодно. То есть дань составляла менее половины в новгородском экспорте — большинство мехов закупалось, точнее выменивалось у крестьян и охотников в различных регионах Руси, в основном на северо-востоке.
Меховые войны
Ещё в XIII веке, сразу после походов Батыя, монголы начали взимать с покорённой Руси дань. И значительную её часть составляли именно меха. В 1246 году итальянский монах Плано Карпини, отправленный папой римским к монгольскому императору, проезжал через Киев и записал в своём дневнике о побеждённых русичах: «Каждый, как малый, так и большой, даже однодневный младенец, или бедный, или богатый, платил такую дань — давал одну шкуру медведя, одного черного бобра, одного черного соболя и одну лисью шкуру».
В Новгородской земле XIV века дань в Орду именовалась «черным бором», так как первоначально её платили шкурами чёрных куниц и только потом заменили на серебро, которое получали от торговли мехами с Европой. В отличие от меховых «чёрных» платежей, налоговые выплаты серебром именовались «белыми».
Поэтому в XIII-XIV веках, в период господства Золотой Орды, необходимость уплаты монгольской дани подтолкнула новгородцев и владимиро-суздальцев начать экспансию на северо-восток, в лесные земли Белого моря и Урала, в «Биармию» и «Пермь Великую», чтобы за счёт обложения меховыми поборами аборигенов компенсировать налоговый гнёт Орды.
Новгород пытался обложить меховой данью финно-угорские племена, жившие на северо-востоке, ближе к Уралу. Новгородские «ушкуйники» (северная помесь купцов, пиратов и казаков) постоянно совершали набеги на эти земли, в XIV веке даже достигли реки Обь в западной Сибири. Но Новгород так и не сумел ни полностью покорить северо-восточные земли, ни наладить систематический сбор с них меховой дани.
Постепенно контроль за путями на северо-восток в направлении Урала стал переходить к Московскому княжеству. Уже в 1333 году московские князья начали собирать меховую дань на территории современной республики Коми, выбив оттуда новгородских сборщиков подати. Соболь на территории европейской России в те века водился уже преимущественно только в районе Печоры (ныне город в республике Коми), поэтому Новгород остался без своего соболя — самого дорого тогда меха.
В XV веке новгородский меховой экспорт в Европу перестаёт расти в объёмах и даже сокращается. В 1445 году — когда в Европе была сделана Гутенбергом первая печатная книга — трехтысячный отряд новгородских «данников» (сборщиков меховой подати) ходил за Урал в Югру. Новгородцы пытались обложить местные племена большой меховой данью, чтобы восстановить объёмы своего падающего экспорта в Европу. Но пришедший в Сибирь новгородский отряд был разбит «остяками», предками современных хантов и манси.
Этот разгром и постепенный перехват Москвой контроля над главными пушными регионами возле Урала предопределили поражение компрадорской республики в борьбе с централизованным русским государством. Проиграв борьбу за самые ценные меха, наиболее дорогой экспортный товар, Новгород проиграл Москве.
Москва сумела покорить ту самую Югру, которая не далась новгородцам. Уже в 1465 году московская рать ходила за Урал и по итогам похода великий князь Иван III «дань возложил и на всю землю Югорскую».
В 1467 году москвичи победили самих новгородцев в битве при Шелони, положив конец самостоятельному существованию Новгородской республики. И уже через 5 лет московское войско двинулось в «Пермь Великую», в верховья реки Камы, богатые мехом земли, которые некогда пытались покорять новгородцы. Пермскую «землицу» обложили пушной данью. А вместе с пленными в Москву прислали богатые по тому времени трофеи — 16 «сороков» чёрных соболей и драгоценную соболью шубу.
«Русский купец», иллюстрация из книги Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московии», 1549 год
По грамоте Ивана III от 1485 года Пермская земля платила в московскую казну «по соболю от лука», всего 1705 шкурок соболей — по тем временам довольно солидная сумма, достаточная чтобы купить три-четыре тысячи лошадей. Для сравнения, 1600 соболей в том же году вывезли из Новгорода ганзейские купцы.
Живший в конце XIV века и причисленный к лику православных святых Епифаний Премудрый, духовник Троице-Сергиева монастыря, в одной из своих книг приводит слова зырян-пермяков: «Белки или соболи или куницы или рыси и прочая ловля наша… Не нашею ли лювлею и ваши князья и бояре и вельможи обогащаемы суть… Не от нашея ли ловли и во Орду посылаются, и в Царьград и в Немцы и в Литву и прочая грады и страны и в дальния языки».
В 1505 году Иван III ликвидировала автономное Пермское княжество, местные князья из крещёных аборигенов были переведены на южную границу единого государства в Тулу, а богатые пушниной пермские просторы стали частью Московии. Так Россия вплотную подошла к границе Сибири с её фантастическими запасами пушнины.
При этом меховая дань собиралась на территории московской Руси даже в начале XVI века. Сохранились грамоты, по которым великий князь Василий III жаловал дворян «мехом коломенским» и «мехом ржевским». Кроме того дань пушниной в те годы все еще собиралась в Твери, Костроме, Калуге, Владимире, Новгороде и Дмитрове. Но в сравнении с уральскими землями меха здесь добывали немного, в основном белку.
Историки отмечают, что начавшийся с конца XV века переход к денежной подати с крестьян обусловлен не только развитием товарно-денежных отношений, но и с заметным сокращением поголовья промысловой белки в центральных районах европейской части России. Однако в более северных районах, например в Двинском уезде, «белошную дань и горностали» русские крестьяне платили даже в 1538-39 годах в начале царствования Ивана IV, будущего Грозного.
Помимо собственных лесов и северного Приуралья, у объединённого Российского государства в XVI веке появился ещё один крупный источник пушнины. На меховом рынке Москвы в те десятилетия преобладали «устюжская и шувайская белка», то есть беличий мех с севера, поступавший через Устюг, и мех с территории современной Чувашии, входившей тогда в состав Казанского ханства.
Бывшая Волжская Булгария, как источник пушнины на экспорт была известна ещё арабским купцам VII-IX веков. Централизованное Московское государство почти сразу распространило своё влияние не только на земли Новгорода, но и на территорию Казани.
Венецианский дипломат Барбаро в середине XV века указывал на исключительную роль Казани, как мехового центра, откуда пушнина поступала в Персию, Польшу, Фландрию, а также на русский рынок. В начале XVI столетия, по словам австрийского посланника в Москве Сигизмунда Герберштейна, беличий мех шёл в столицу России в основном «из Чувашии, недалеко от Казани», где белка была «благороднее каких угодно других». Из Казанского ханства Россия импортировала меха на перепродажу в Европу до середины XVI века.
Полвека московские князья периодически сажали на ханский трон в Казани своих ставленников. Иван Грозный в 1552 году окончательно покорил Казань, а через два года и Астрахань. Эти победы не только дали в руки Москвы весь торговый путь по Волге, но и сделали Москву монополистом в торговле мехом со странами Каспийского региона и Центральной Азии.
Таким образом даже до начала освоения Сибири московская Русь стала фактическим монополистом в торговле мехом, как с Востоком, так и с Западом. Некоторое количество бобра и белки ещё добывалось на территории Великого княжества Литовского, но оно могло торговать только с Европой и Турцией, пути на Восток находились под надёжным контролем Москвы. К тому же наиболее дорогие меха (соболь, горностай, чернобурая лисица) массово добывались только на территории, подконтрольной московским монархам.