Птицы низкого полета летели по прямой в зоне визуального контакта с дичью.
И сокола и ястреба охотник пускал с руки. Чтобы птица раньше времени не улетела, ей на голову надевали специальный клобучок, а саму птицу фиксировали на руке при помощи поводка должика. К ногам птицы привязывались бубенчики, на которых мог чеканиться герб владельца. Иногда, увлекшись охотой, соколы залетали слишком далеко и теряли своего хозяина. Тогда бубенчики с гербами служили своеобразным паспортом. Любой, нашедший потерявшуюся птицу, отмеченную гербом, должен был вернуть ее владельцу. Так, в 1462 г. сокольничий Ганс, состоявший на службе графа Бранденбургского, доставил в Люксембург обнаруженного им в австрийских лесах сокола-пилигрима, к лапке которого был прикреплен колокольчик с именем и гербом герцога Бургундского.
Службой соколиной охоты герцога заведовал мэтр сокольничьих герцога (maitre fauconnier du duc), т.е. главный сокольничий. В его подчинении находились 3 сокольничьих, слуги сокольничьих (valets de fauconniers) и клерк.
В период 1430-1450 гг. для Филиппа Доброго была скопирована «Книга о короле Модусе и королеве Ратио», богато иллюстрированный фолиант (сегодня хранится в Королевской библиотеке Бельгии, Брюссель), многие главы которого посвящены охоте. В главе «Суждение о собаках и птицах и о том, кто из них прекраснее» одна из героинь повествования, азартная охотница, отстаивала превосходство соколиной охоты над псовой травлей:
«Можно ли сравнивать собак и птиц? Птиц, которых природа сотворила столь красивыми, столь утонченными, столь куртуазными, столь прелестными; будь они рыжие или перелинявшие, разве не очаровательно они выглядят? Не носят ли их с собой в палаты короли и графы, так они чисты и опрятны по природе? И возможно ли так поступать с собаками, грязными, всегда в экскрементах, к которым нельзя приблизиться, не заткнув нос? И потом птиц можно носить с собой повсюду, чего нельзя делать с собаками, пожирающими все вокруг, где они находятся.
Разве не восхитительна смелость такого маленького существа, как сокол, когда он бьет журавля или дикого лебедя! И не видим ли мы, как сокол атакует спереди и сзади поднявшуюся к облакам цаплю; в их борьбе мы теряем их из вида; потом ловчая птица, улучив момент, хватает цаплю за голову, и обе вихрем низвергаются вниз. Что может быть занятнее, чем охотиться на реке с гордым соколом или с двумя?
Если в поле есть пруд со множеством уток, селезней, — мелкой дичи не нужно, — выпускают соколов. Они сразу же поднимаются так; высоко, что теряешь их из вида. Тогда бьют в барабаны, чтобы вспугнуть болотных птиц, которые стаями поднимаются в воздух. На них молнией падают соколы и низвергают наземь, потом словно отскакивают, взмывая вновь, чтобы обрушиться на других; одни утки лежат на лугу, другие погрузились в воду. Так за короткое время мы обретаем богатую добычу.
Что мне сказать вам о ястребе? Есть ли прелестней охота, чем когда дамы, рыцари и девицы выезжают верхом, каждая с ястребом в руке? Эти птицы машут крыльями мелко и часто, хватают добычу, теряют ее, пускаются вслед, догоняют, когтят жаворонков и куропаток; и все кричат, следуя за ними. Нет увлекательнее охоты, чем охота с ястребом, так она хороша. Взгляните на этого ястреба, преследующего жаворонка: жаворонок поднимается псе выше и выше, в результате ястреб упускает добычу. Спускаю второго: ястреб устремляется вперед, взмывает, бросается на птичку, и оба камнем падают наземь. А когда ястреб ловит жаворонка на лету и спускается с ним на руку хозяйки, разве это не очаровательно?
Есть и много других птиц, о которых я не буду говорить, ограничившись соколом и ястребом. Мой вывод — удовольствие от соколиной охоты куда больше, чем от охоты с гончими: ведь истинное удовольствие на охоте — видеть, а не слышать. С птицами обзор всегда полный; на псовой охоте только лай, и лишь когда дичь добыта, ее приносят. А что видишь во время этой бешеной скачки? Ничего».(5)
В заключение «зоологической» темы стоит упомянуть, что у герцога был свой зверинец. В Брюссельском парке разводили кабанов, во внутреннем дворе брюссельского дворца жил лев, ежедневно сжиравший по половине овцы, в гентском дворце содержали 4 львов, 2 обезьян, «польского верблюда» и «индийскую крысу».