Возникновение металлургии

Почему первый расцвет металлургии произошёл на Балканах, а вовсе не в районе Плодородного полумесяца? От поставок с каких рудников зависели цивилизации Египта и Месопотамии? Как торговля металлами связала огромные территории Евразии?

Мы публикуем стенограмму эфира дружественного проекта «Родина слонов» с заведующим Лабораторией естественнонаучных методов Института археологии Российской академии наук, доктором исторических наук, членом-корреспондентом Российской академии наук Евгением Черных.

Михаил Родин: Сегодня мы будем говорить о металлургии. Это большая и важная тема, которую мы попытаемся осветить за час. Когда мы говорим про бронзовый век, энеолит и возникновение металлургии, мы сразу представляем южные красоты Египта, Месопотамии, то есть «основных» цивилизаций. И нам кажется, что весь свет цивилизации пошел оттуда. Но современная наука накопила достаточно большое количество знаний, и последние несколько десятилетий археология говорит нам о том, что не все так просто: первые центры металлургии располагались совсем не там. Евгений Николаевич, с чего начнем – с того, где на самом деле залегает медь?

Евгений Черных: Если мы будем говорить об этом, мы уйдем в совершенно другую тему. Давайте лучше о том, когда возникла металлургия. Нужно сказать, что до этого была еще эпоха протометалла, и мы начнем с нее. То, о чем вы сказали – все происходит из Египта, Месопотамии, это так называемый ex oriente lux, в переводе буквально «свет с востока». Я хочу объяснить это более подробно. Лет 60–70 тому назад это была доминирующая теория: происхождение всех культурных новинок мы приписывали этим «колыбелям цивилизации». А потом археология изменилась. В нее стали внедряться самые разнообразные методы, и начало выходить, что та же Месопотамия зависела от кого-то. Это вовсе не значит, что я принижаю ее заслуги и достижения, они были – но не в этой области.

Почему нас интересует металл – потому что это костяк нашей современной мировой цивилизации. Поэтому давайте начнем с самого начала. Первый металл появился в 9–10 тысячелетиях до нашей эры, и появился он близко к Месопотамии, но не в Месопотамии, а в верховьях Тигра и Евфрата, в Анатолии – как раз там, где залегают рудные месторождения. И получилось очень странно – пять тысячелетий шло развитие металла, но его особо не было видно: это были небольшие изделия, не очень выразительные. Когда мы стали, наконец, заниматься этим металлом, то выяснили, что это вовсе не металлургическое производство.

Михаил Родин: Тут надо отметить, что в этот момент как раз на пике своего расцвета был неолит, и люди очень хорошо умели обращаться с камнем, обрабатывать его, и им, как они думали, больше ничего и не нужно было. А металл был мягкий, никто не знал, как его обрабатывать.

Евгений Черных: Но для них он был интересен. Скажем, в некоторых местах, в той же Анатолии, где я проводил раскопки, были интереснейшие руины. И там я задавал вопрос любителям – а какое это время? Они говорили что это, увы, римское время; то есть ошибка составляла примерно десять тысяч лет. Там все умели, но металла не было. И вот, представьте себе, что на этом самом Востоке пять тысяч лет пользуются вот этими самородными металлами, умеют с ними обращаться, нагревать их, расковывать и так далее… но это была не металлургия.

Михаил Родин: Потому что из них делали, по большей части, только мелкие побрякушки.

Евгений Черных: Побрякушки и другие аморфные предметы, обычно небольшие, потому что самородки редко бывают крупными. Случаются самородки весом до двух тонн, конечно, но от них еще нужно было суметь отделить часть, а это было непросто. И получается очень странная картинка: пять тысяч лет они ничего не могут сделать, а в это время появляется блистательная керамика.

Взрыв произойдет, но совсем в другом месте – на Балканах и в Карпатах, там, где течет Средний и Нижний Дунай. Взрыв был фантастичным, буквально с нуля там учатся отливать огромные тяжелые предметы, в том числе золотые. И именно там обозначается то, с чем мы потом будем все время сталкиваться – загадка того, как же они сразу дошли до такого уровня. Пять тысяч лет ничего не происходило, и вдруг ни с того с сего происходит мощный рывок. Я говорю об этом так уверенно, потому что сам там работал – есть такой полиметаллический рудник Айбунар (Аи Бунар), но мы не знаем, как они его нашли и как научились извлекать из него руду и выплавлять ее. Это большой вопрос. Но это произошло почти моментально – правда, с нашей точки зрения. На самом деле это был все-таки достаточно длительный процесс, просто археология как бы сжимает время. Но научились действительно быстро: буквально в течение двух-трех сотен лет. Теперь все построено на радиоуглеродных технологиях, поэтому мы все довольно четко себе представляем. И вот первая загадка, которую мы с трудом объясняем. Мы не знаем тех литейных форм, в которых они отливали предметы; в других местах они нам известны, а здесь – нет.

Михаил Родин: Я читал, что вы делали предположения по этому поводу: это были или земляные, или восковые формы, то есть такие, которые не сохраняются.

Евгений Черных: Да, вероятно, формы состояли из каких-то подобных материалов, либо уничтожались: во всяком случае, они не сохранились. Обычно формы делались из камня, глины, и дальше мы это видим; а для этого времени мы не знаем о них ничего. Еще одна загадка – это возникновение огромной провинции, площадью около 2 000 000 квадратных километров: длинный «язык» от Адриатики и до Южного Урала, то есть Северное Причерноморье. Здесь получалось так: с одной стороны жили люди, которых мы называем оседлыми земледельцами, у них есть керамика… и вот там появляются те самые степняки, которые уже, по-видимому, оседлали коня. Именно поэтому с ними было очень трудно бороться – кроме того, что они были воинственными, теперь они стали еще и очень подвижными. И у нас встает вопрос, как туда попадает металл. Почему я так уверен в том, что этот металл попадает туда: мы делали анализ и могли заключить, что это металл из того самого рудника.

Михаил Родин: То есть в Болгарии был рудник Айбунар, а по всему свету мы находим металлические предметы, созданные именно из руды этого месторождения: нам дает это понять анализ самой руды.

Евгений Черных: Да, именно так. Это очень интересно, потому что таким образом мы выходим на уровень социальных систем. Получается, что формируется международное разделение труда; одни производят металл, другие его потребляют. Это 5-е тысячелетие до новой эры, то есть приблизительно 6 500 лет от наших дней, возможно, 7 000 лет.

Михаил Родин: А эту металлургическую провинцию можно описать? Что это были за изделия, как они делались, насколько важными в жизни общества они были?

Евгений Черных: Сейчас они прекрасно изучены: когда стало понятно, что теория о происхождении металлургии с Востока ошибочна, все бросились изучать эту провинцию. Изучение привело к тому, что мы многое знаем о самой технологии, но все-таки не знаем, где эти литейные формы. И, скорее всего, мы их не найдем. Обычная археологическая технология такова: с одной стороны, мы делаем анализы, с другой – смотрим на формы; скажем так, устоялась такая типолого-формальная модель. С ее помощью мы можем точно очертить территорию, где производились эти предметы.

Михаил Родин: То есть мы видим форму орудия, видим то, как она меняется с течением времени, смотрим на то, как эти орудия распространяются по пространству, и уже из этого можем делать какие-то выводы.

Евгений Черных: Да, мы знаем, что в этом времени и на этом пространстве должен быть определенный набор, коллекция, модель. Когда мы выясняем, что это за модель, нам становится гораздо легче вести дальнейшие исследования.

Михаил Родин: А что это конкретно за предметы? Топоры, тесла, ножи?

Евгений Черных: Да, и прежде всего – топоры.

Михаил Родин: Как они выглядели? Каких размеров и форм были?

Евгений Черных: Обычно это топоры длиной 20–30 см, но находятся и грандиозные тяжелые экземпляры длиной до полуметра. Именно из-за таких предметов археологи и удивляются – где и как они были отлиты, и почему не сохранились те самые формы. Еще интересный момент: металл становится именно символом. Как мы это определяем? Мы находим погребения, украшенные медью и золотом; если это так, то это означает, что перед нами персона, которую нужно уважать. То есть в определенный символ металл превращается уже в 5-ом тысячелетии до нашей эры. Когда человек умирал, считали, что он путешествует по загробному миру, и его нужно чем-то снабдить; именно тогда появляется иерархия металлов – золото и уже после него медь. Позднее между ними добавилось серебро, и в этом виде иерархия дошла до наших дней.

Михаил Родин: Причем в то время на золото не скупились: насколько мне известно, Варненский Некрополь был буквально засыпан золотыми украшениями.

Евгений Черных: Да, более того – там даже есть золотой «презерватив» на соответствующем месте. Я это хорошо знаю, потому что сам участвовал в исследовании Варненского Некрополя. Он дал нам чрезвычайно интересные сведения, но также и множество загадок: еще одна – почему исчезла эта металлургическая провинция. Раньше, когда мы считали, что все пришло с Востока, развитие отрасти казалось очень плавным и естественным; с открытием этой провинции мы поняли, что не все так гладко и ясно. Да и саму провинцию датировали примерно 2-ым тысячелетием – только потом выяснилось, что датируется она 5-ым.

И вопрос о том, куда делась эта культура, стоит до сих пор; пока мы не можем на него ответить.

Михаил Родин: Но мы можем высказывать предположения: например, о том, что пришли те же самые кочевники и смели ее.

Евгений Черных: Там вопрос стоит сложнее, на самом деле… и вот, проходит эпоха этой культуры, и происходит своеобразный «взрыв» металлургии, уже на территории Леванта, Анатолии, Кавказа и Закавказья. Все это называется Циркумпонтийская металлургическая провинция.

Михаил Родин: Давайте я попробую резюмировать то, что мы сказали, и обозначить еще раз временные и географические границы. Сначала у нас проходит эпоха протометалла, когда медь используется очень слабо и не играет существенной роли в хозяйстве, и длится этот период примерно с 10-го по 5-е тысячелетие до нашей эры. Затем возникает первый металлургический «взрыв» в районе Балкан – там, где располагается современная Болгария и северобалканские страны; металлургическая провинция, которую мы описали, торгует своими изделиями по довольно большому ареалу, затем угасает. И новый взрыв мы наблюдаем на территории современных Турции и Кавказа.

Евгений Черных: Да – теперь, наконец, уже почти там, где исследователи и ожидали этого. Но эта культура совершенно не похожа на культуру Балкано-Карпатской металлургической провинции.

Михаил Родин: То есть там до всего «дошли» сами?

Евгений Черных: Да, никаких связей между ними абсолютно нет. Сначала исследователи выделяют так называемую протоциркумпонтийскую металлургическую провинцию. Почему протоциркумпонтийскую, потому что изначально она охватывает только Кавказ и зону с юго-востока Черного Моря (Понт Эвксинский). Здесь тоже есть свои загадки. Примерно 92–93 % металла, который производили на югах, сосредоточено в прикубанских курганах на севере. А на самом севере никакого производства нет, за исключением одного случая – городища Арслантепе на юго-востоке Турции. Там во дворце обвалилась одна из стен и похоронила довольно большой арсенал с оружием, который впоследствии и был найден. Откуда оно взялось: в 4-м тысячелетии до нашей эры там появляются всадники (сами по себе они ничего не производят, но много чего имеют за счет того, что берут дань), которые строят там захоронение по типу как раз прикубанских могильников. Они находят огромный тридцатиметровый курган и оставляют там множество металлических изделий – в том числе серебро, которое на этом этапе уже появляется.

То есть знаковым для нас становится именно тот момент, когда человека, особенно важного, нужно похоронить, как подобает, и в его захоронение начинают включать предметы из драгоценных металлов.

Михаил Родин: Получается, эта Циркумпонтийская провинция функционировала так: на юге (в Анатолии и на Кавказе) умели выплавлять металл и активно им пользовались, туда с севера периодически вторгаются кочевники, которые отнимали у них металлические предметы и захоранивали в своих курганах – по своим религиозным соображениям. Поэтому на севере мы видим большое количество таких артефактов, а на юге, где люди просто пользовались ими в быту и не снабжали ими покойников, их практически не находим.

Евгений Черных: Именно. А когда и на юге ввиду смены идеологии начинают включать металлические предметы в захоронения, начинается не протоциркумпонтийская, а уже Циркумпонтийская провинция, которая окружает Черное Море – Понт Эвксинский. И тогда на территории Балкано-Карпатской металлургической провинции появляются новые литейные формы – не те, что там были раньше; там начинается совершенно новая металлургия.

Михаил Родин: И эта новая металлургическая культура широко распространяется.

Евгений Черных: Да – теперь она охватывает до 5 000 000 квадратных километров. Эта культура достаточно четко делится на две части: южная производит металл, северная – нет, потому что рудников там нет. Но разница тут уже совершенно другая – примерно 80 % металлических изделий мы находим на юге, преимущественно в могилах, из-за новой идеологии. И на севере мы тоже находим артефакты, но они попадают туда не путем грабежей, а через торговлю, потому что никаких нападений мы не фиксируем.

Михаил Родин: Если мы говорим уже про 3-е тысячелетие, то это многое объясняет: начинается время расцвета Месопотамии, Египта, культуры строительства пирамид (это XXVIII век до нашей эры). Государства, которые осваивают металлургию – это уже сильные государства, к ним нельзя просто приехать для захвата каких-то материальных ценностей.

Евгений Черных: Здесь еще серьезным фактором становится смена идеологии: погребение в тех же пирамидах требовало большого количества металлических изделий – раньше такого не было. То есть в реальности тот самый ex oriente lux приходит позже.

Михаил Родин: Осознавали ли сами носители этих цивилизаций то, насколько важным стало умение обращаться с металлом?

Евгений Черных: Сложно сказать, как это оценивали те же египтяне, а вот уже про времена расцвета греческой цивилизации мы можем судить смело – у нас сохранились слова поэта Гесиода. Он жил примерно в VII–VIII вв. до нашей эры – точнее, к сожалению, неизвестно. Я говорил, что иерархия металлов, возникшая еще при Балкано-Карпатской металлургической провинции, дошла до наших дней – а понятно это было уже грекам. Тут можно привести, собственно, слова самого Гесиода:

«Создали прежде всего поколенье золотое
Вечно живущие боги, владельцы жилищ олимпийских.
Был еще Крон-Повелитель в то время владыкою неба.
Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,
Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны
Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили.
А умирали, как будто объятые сном. Недостаток
Был им ни в чем не известен…»

Но вот случилось нечто, и…

«После того поколенье другое, значительно хуже,
Из серебра сотворили великие боги Олимпа.
Было не схоже оно с золотым ни обличьем, ни мыслью.
Сотню годов возрастал человек неразумным ребенком,
Дома близ матери доброй забавами детскими тешась.
А наконец возмужавши и зрелости полной достигнув,
Жили лишь малое время, на беды себя обрекая
Собственной глупостью: ибо от гордости дикой не в силах
Были они воздержаться, бессмертным служить не желали,
Не приносили и жертв на святых алтарях олимпийцам,
Как по обычаю людям положено. Их под землею
Зевс-Громовержец сокрыл, негодуя, что почести люди
Не воздавали блаженным богам, на Олимпе живущим…
<…>
Третье родитель Кронид поколенье людей говорящих
Медное создал, ни в чем с поколеньем не сходное прежним,
С копьями. Были те люди страшны и могучи. Любили
Грозное дело Арея, насильщину. Хлеба не ели.
Крепче железа был дух их могучий. Никто приближаться
К ним не решался: великою силой они обладали,
И необорные руки росли на плечах многомощных.
Были из меди доспехи у них и из меди жилища,
Медью работы свершали: никто о железе не ведал.
Сила ужасная собственных рук принесла им погибель.
В затхлую область они леденящего душу Аида
Все низошли безымянно; и, как ни страшны они были,
Черная смерть их взяла и лишила сияния солнца…»

Но вот четвертое поколение создал Кронион.

«На многодарной земле, справедливее прежних и лучше,
Славных героев божественный род. Называют их люди
Полубогами: они на земле обитали пред нами.
Грозная их погубила война и ужасная битва…»
Здесь имеется в виду Троянская битва. Дальше он начинает стенать:
«Если бы мог я не жить с поколением пятого века!
Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться.
Землю теперь населяют железные люди. Не будет
Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя
И от несчастья. Заботы тяжелые боги дадут им.
[Все же ко всем этим бедам примешены будут и блага.
Зевс поколенье людей говорящих погубит и это,
После того как на свет они станут рождаться седыми.]
Дети с отцами, с детьми их отцы сговориться не смогут…»

Вот так интересно представлялась иерархия металлов: золото – это рай, затем век серебряный – так себе, а медный еще хуже. Теперь железо – Гесиод жил в переломный период и переход к железному веку, и я охотно верю, что это было тяжело: в этот момент в Евразии абсолютно во всех культурах начинает меняться картина.

Каждому поколению Гесиод дает определенную этическую оценку; спустя шесть-семь веков после него римский поэт и философ Тит Лукреций Кар пытается тоже оценить эту триаду материалов и веков:

«Ныне тебе я расскажу, как открыта природа железа.
Прежде служили оружием руки могучие, когти,
Зубы, каменья, обломки ветвей от деревьев и пламя,
После того как последнее стало людям известно.
После того была найдена медь и порода железа.
Все-таки в употребление вошла прежде медь, чем железо,
Так как была она мягче, притом изобильней гораздо…»

Тут он, конечно, насчет изобилия ошибся.

«Медным орудием почва пахалась, и медь приводила
Битву в смятение, тяжкие раны везде рассевая.
Скот и поля похищались при помощи меди, легко ведь
Все безоружно, голое повиновалось оружию.
Начали мало-помалу мечи из железа коваться,
Вид же оружья из меди в людях возбуждать сталь презренье.
В это же время и землю возделывать стали железом,
И при войне с неизвестным исходом равнять свои силы».

Собственно, так и произошла революция – но нужно было, чтобы прошло еще две тысячи лет, чтобы датчанин Томпсон «придумал» вот ту триаду, которой мы пользуемся.

Михаил Родин: Тем не менее, к этому был уже близок и Тит Лукреций Кар: он дал вполне современное представление.

Евгений Черных: Да. И, в принципе, когда мы говорим, что вся наша культура пошла оттуда, мы не ошибаемся. В современности единственные, кто пользовался в качестве символа именно железом – это гитлеровские нацисты (речь идет о награде «Железный крест»).

Михаил Родин: Насколько я знаю, в Месопотамии во время бронзового века уже делались украшения из железа.

Евгений Черных: Да, железо знали, но выплавлять его не умели, и это было немного другое явление. И вот у нас получается такая картина: металл – это, прежде всего, технологическое развитие, но в не меньшей степени это воздействие на социальную структуру (выделение кланов: горняков, металлургов, кузнецов, литейщиков).

Здесь интересны африканские параллели. Африка – это место рождения человечества; оно вышло именно оттуда и затем заселило Евразию и другие континенты. После этого Африка практически не развивалась, или развивалась очень медленно; намного динамичнее развивалась Евразия. И, когда португальцы, испанцы и англичане достигли африканских берегов, они нашли, что металла здесь не знают. Более того – тот, кто умеет обращаться с металлом, тот, фактически, царь. Но одновременно с этим в параллельных же культурах человек, связанный профессией с металлом – горняк или металлург – неприкасаемый. К нему нельзя прикасаться, с ним нельзя общаться. То есть в разных культурах было совершенно разное отношение к людям этой профессии.

И мы начинаем дешифровку своих моделей поведения: скорее всего, у нас дело обстояло точно так же – кто-то превозносил эту отрасль деятельности, а при ком-то ее вообще не было.

Дальше начинается просто международное разделение труда: точно так же, как сейчас мы торгуем нефтью, тогда некоторые народы торговали металлами. Например, известная территория производства металлов – это Каргалы. Это гигантский металлургический центр на Южном Урале, с так называемыми медистыми песчаниками, площадью примерно 500 квадратных километров. Там находится до мелких 35 000 шахт – если бы не аэрофотосъемка, мы бы просто их все никогда не нашли. Открытие этого пространства произошло в 4-ом тысячелетии до нашей эры; кто и как его открыл – мы не знаем, хотя на исследования этого места мы потратили более десяти лет.

Михаил Родин: То есть осталось непонятным, как горняки того времени определили, что именно здесь нужно копать.

Евгений Черных: Да. Согласно старой идее можно было бы предположить, что пришли люди с юга и научили их это делать, но теперь мы знаем, что эта теория несостоятельна. После открытия этого центра было долгое затишье, а во 2-ом тысячелетии до нашей эры там происходит такой «взрыв», подъем отрасли – металл, который добывается в Каргалах, распространяется на территории до 1 000 000 квадратных километров, до верховьев Днепра.

Теперь о том, что брали взамен. Мы раскапывали небольшие поселения горняков, и в одном поселении, размером буквально в 1 000 квадратных метров, извлекли 2 500 000 костей животных: 50 000 коров и примерно 20 000 баранов. То есть это говорит о том, что шел регулярный, в течение нескольких сотен лет, обмен: сами они скотоводством не занимались. Здесь появляется четкое основание говорить о том, что произошло международное разделение труда. Что интересно: на запад и на восток из вот этого южноуральского поселения отправляют совершенно разные металлы.

Михаил Родин: Получается, что время от времени возникают разные рудники, каждый из которых обеспечивает свою зону. Они разделены во времени и пространстве; какой-то новый рудник открывается, и вся цивилизация черпает оттуда материал.

Евгений Черных: Да, и эти связи, которые появляются вместе с таким разделением, они очень важны. Затем эта культура снова исчезает, и появляется только вместе с русскими – а это уже примерно XVIII век. Причем русские вообще не умели выплавлять металл, и нужно было их этому научить. Российская Империя не была никак связана с металлургией и горным делом, потому что она располагалась на безрудных районах. И, чтобы научиться этому, нужно было приглашать мастеров – но, когда это все-таки произошло, происходит очередной «взрыв». Железо железом, но медь никуда не делась, ее тоже можно и нужно было обрабатывать – и Каргалы возрождаются. Существуют разные месторождения, но такого больше не существует.

Михаил Родин: В одной из статей вы писали, что мастера, которые пришли в Каргалы при Петре, восхищались тем, как были разработаны эти рудники, при том, что время разработки этих рудников они полагали как ордынское – они даже не представляли себе, насколько это действительно древнее месторождение.

Евгений Черных: И свою модель разработки они строили по той, которая была более трех тысяч лет назад. А уже после того, как прекратились эти разработки, приходят профессиональные археологи.

Михаил Родин: А можете описать вот этот мир бронзового века, про который мы говорим? Начиная с 3-го тысячелетия и до 1-го тысячелетия до нашей эры; нам представляется, что люди жили очень разрозненно, но медь и бронза должны были связывать всех, так как месторождения их встречаются очень редко. Как общались между собой цивилизации степей, Месопотамия, Египет?

Евгений Черных: Да, эти культуры были связаны между собой. Мы говорили о понятии металлургической провинции, но что это такое? Это система взаимосвязанных между собой очагов горного дела и металлообработки. Например, вы живете в безрудной зоне, и вы хотите пользоваться привозным металлом; это решается или налетами, или обменной торговлей. В какой-то момент возникает такая огромная структура – модель, которая живет сама по себе в течение, положим, двух тысяч лет. Затем она разрушается.

Если нас интересует, как происходит бронзовый век в Евразии, то мы должны снова обратить внимание на Циркумпонтийскую провинцию. После ее разрушения возникает восемь небольших металлургических провинций – от Тихого Океана до Атлантики: европейская, западноазиатская, восточноазиатская, китайская и так далее. И здесь возникает два «мира»: Восток и Запад; граница идет примерно по Енисею, между Алтаем и Тянь-Шанем, уходит в Тибет и затем к Инду. Эти два мира – абсолютно разные, почти ничем не связанные, за исключением взаимопроникновений через Джунгарские Ворота неподалеку от Синьдзяня. И здесь происходит то, что мы называем сейминско-турбинский феномен – те изменения, которые охватывают погребальные захоронения во всем этом районе.

Михаил Родин: Мы сейчас говорим о кочевниках, которые вторгались то с запада на восток, то наоборот, и оставляют там свои погребения – с предметами материальной культуры, сделанными из металла.

Евгений Черных: Да. Затем происходит следующий «взрыв» – это скифская культура, которая охватывает весь степной пояс Евразии. Опять появляются гигантские курганы, где все погребенные сопровождаются бесчисленными золотыми украшениями – их, естественно, неоднократно грабят… Затем в какой-то момент начинает давление Восток, вплоть до империи Чингизидов. Вот такой «маятник» начинает свое движение в бронзовом веке и, по всей видимости, сейчас он его продолжает.

Даже сейчас очень чувствуется эта граница между западными и восточными территориями. Когда вы проезжаете те же Джунгарские ворота (а сейчас это граница между Казахстаном и Китаем), вы четко ее ощущаете.

Михаил Родин: Насколько четким было разделение труда? Были ли племена, которые занимались исключительно металлургией, и не растили себе пищу самостоятельно?

Евгений Черных: Да, такие племена случались, но они появлялись и исчезали – примерно как в этой истории про Каргалы. Поэтому наряду вот с этим «маятником» существует еще некая «пульсация»: народы, которые специализируются на металлургии, возникают и исчезают. Начинает четко прослеживаться это с Балкано-Карпатской провинции. Каргалы, конечно, были не так огромны, как эти металлургические провинции, но тенденция там была примерно такой же.