Откровенно о реконструкции Первой мировой войны.

21 августа в п. Лермонтово состоится фестиваль «Гумбинненское сражение», организованный при поддержке Российского военно-исторического общества и Правительства Калининградской области. Дмитрий Антонов, директор Государственного Научно-Исследовательского Института Реставрации и Член центрального совета РВИО, рассказал PR-директору агентства исторических проектов «Ратоборцы» Анастасии Бобровских о своем участии в фестивале, почему так непросто стать «правильным» реконструктором, сколько стоит добротный комплект и отчего иностранцы не приезжают массово в Россию.

— Дмитрий, когда и с чего началось твое увлечение реконструкцией?

— Мое увлечение началось практически с самого возникновения реконструкции у нас в стране. Неосознанно я этим занимался с 1988 года, а сознательно пришел к 1991. Тогда был первый в нашей стране «набор» реконструкторов, и я в него попал, а так я с самого детства интересовался историей и военной историей. В советское время были разные образовательные кружки для детей, например, при Оружейной палате Московского Кремля (1986–1987 годы).

Изначально меня интересовала средневековая история Руси. Вместе с моим другом начал делать дома доспехи. А потом мы увидели и познакомились с людьми, которые более серьезно всем этим занимались. Сейчас, конечно, смешно вспоминать, как тогда все выглядели. (Улыбается, показывает юношеские фотографии, прим. автора). Но развитие пошло, и к середине 90-х в России уровень реконструкции поднялся высоко. Я состоял во всех первых серьезных клубах. Потом, в конце 90-х, когда планка была уже довольно высока, появились такие клубы, как «Ратобор».

Фотографии предоставлены Дмитрием Антоновым

— Это ты о развитии реконструкторского движения в целом, а как обстояли дела с клубами по Первой мировой?

— С Первой мировой все сложно. Изначально многие военно-исторические клубы в 88–90-е годы занимались ей и Гражданской войной. Белые, красные — все это были темы очень близкие. Я интересовался больше Средневековьем и наполеоникой. Было интересно, конечно, но уровень еще слабенький. А Первой мировой увлекся только сейчас. Стало вдруг как-то скучно, все мои старые друзья уже серьезно занимались этим периодом, и я решил открыть его для себя. Но не прибиться к какому-то клубу, а сделать что-то свое, такое, чего еще не делал никто. И я это сделал, занявшись германской кавалерией — это очень сложная тема, как и все немецкое, на нее мало информации и музейных подлинных образцов. Задействую свои связи по музеям, советуюсь с друзьями за границей, читаю много литературы на английском и немецком языке. И в результате я потратил на полный комплект 3 года.

— Дорогостоящий, наверное?

— Да, дорогой вышел. Если посчитать все затраты в деньгах, то наверное больше 500 тысяч будет.

Я не берусь за темы, которые недостойны того, чтобы ими заниматься. Либо делать все с юношеским максимализмом, от и до, либо вообще не браться.

Пока есть процесс подготовки, поиска образцов, изготовления копий этих образцов, мне это очень помогает в жизни, придает бодрости. Как только этот период заканчивается, сразу хочется взять какую-то новую тему. Я так делал несколько раз, и у меня скопилось несколько комплектов на разные эпохи. Сейчас по приоритетам Первая мировая война — одна из самых близких мне тем.

Комплект кавалерии был практически идентичный на все время войны, но с годами вводились противогазы, немного упрощались мундиры. То есть глобально комплект у меня один, но есть модификации, чтобы можно было выйти и на 14-й год, и на 18-й.

Фотографии предоставлены Дмитрием Антоновым

— А много ли молодежи идет в реконструкцию на Первую мировую?

Есть клубы, которые являются полузакрытыми сообществами, куда принимают только своих, из ближнего окружения. А есть такие, куда берут людей, которых они совсем не знают. Сейчас много организаций, которые производят необходимое снаряжение высокого качества, и, занимаясь реконструкцией, его придется покупать. Молодому человеку после школы или студенту это может оказаться недоступно. С другой стороны, нужно гореть, нужно всем этим осознанно заниматься. Иначе, потратив кучу денег, купив полную экипировку, съездив один раз на реконструкцию, понимаешь, что это не твое.

И дело не только в материале и культуре. Мы ведь «играем» в армию, а в армии есть определенные правила и взаимоотношения. Тем более, мы работаем с пиротехникой. Поэтому я большой противник, чтобы несовершеннолетние присутствовали на поле. В реконструкцию, как правило, приходят те, у кого в семье есть реконструкторы, либо близкие друзья, коллеги, а просто так, со стороны, — редко.

Сейчас молодежь еще приходит, если ВУЗы на своей базе разрешают создание таких клубов. Но, опять же, нельзя просто прийти и сказать: я пришел, такой красивый, вы мне все дайте, и я буду с вами ездить. Ты должен понимать, чем занимаешься. Много книг стоит почитать. Особенно интересно создание новых тем, когда никто никогда этого не делал. Когда вы вместе с молодежью идете, и ты их привлекаешь искать информацию, архивы, переводы. Такая атмосфера интереса была в 90-е годы. Сейчас она немного спадает, но, наверное, не на все эпохи. Реконструкцией нельзя заниматься как попало. Поэтому мы не ездим на фестивали, которые не дают высокого уровня. Потому что ты вкладываешь большие знания, деньги, умения, а организаторы, например, позволяют себе на поле пустить полуодетых людей в непонятной экипировке. В таких случаях становится очень грустно. Мы максималисты и выбираем лучшие мероприятия. Но их, к сожалению, не очень много.

— На фестивале «Гумбинненское сражение» ты будешь немецким кавалеристом. Ранее бывал на этом проекте?

— Честно, в Калининградской области я до этого никогда не был, поездка будет совмещена с отпуском. Я хочу посмотреть на область. Мне очень любопытно, потому что казарма того восточнопрусского полка, который мы реконструируем, находится в городе Тильзит, ныне это город Советск. И большинство клубов, делающих германскую армию, представляют собой полки из Восточной Пруссии.

— Поскольку Калининградская область — единственная территория России, где проходили события Первой мировой войны, значит ли это, что там должно быть много реконструкторов на данный период истории?

— Нет, не много. Тема Первой мировой не настолько массовая как, например, эпоха Наполеоновских войн или эпоха викингов. Или та же Вторая мировая война. В общей сложности, я думаю, включая Европу и Штаты, максимум наберем тысячу человек. А во всей Российской Федерации — человек триста. Количество реконструкторов зависит от чего? Не только от интереса, но и от наличия серии фестивалей, а не одного в год. Чем фестивали лучше и качественнее, тем больше у людей возникает желания заниматься этой темой. Но многие, кто делают Первую мировую, занимаются еще и другими эпохами. И это все довольно сложно и большие деньги, что представляет для многих проблему.

Фотографии предоставлены агентством исторических проектов «Ратоборцы»

— В этом году на фестиваль «Гумбинненское сражение» приедут иностранные участники. Почему это редкость, и немногие приезжают из-за границы?

— Прежде всего, потому что у нас нет общего безвизового режима. Кроме того, даже мы в Калининградскую область летаем самолетами. По сухопутной границе приехать со всем вооружением и снаряжением практически невозможно. Для этого нужно оформление кучи документов. В Европе есть очень неплохие дружественные нам клубы, и они в этом году приедут, поддержат.

— Дмитрий, расскажи про лошадей. Есть ли у тебя своя? Как животных готовят к участию в сражении?

— Нет, это прежде всего большая ответственность, а в связи с занятостью на государственной службе, и  не хватает  времени держать свою лошадь. К тому же это весьма дорогое удовольствие. Но у нас есть любимая дружественная конная база «Храброво», которая нас методично спасает на разных мероприятиях. Но не на всех, конечно. К примеру, на фестиваль «Гумбинненское сражение» мы лошадей вывести не можем, потому что нам нужно пересекать две границы.

И, конечно, все проходит спокойнее, если лошадь специально подготовлена. Вообще, это небезопасно и для всадника, и для коня, когда выезжаешь на поле, где громкие звуки взрывов и вспышки. Однако в то время у солдат никакого выбора лошади не было. Так что, по большому счету, можно выехать на любой лошади. Но если придется бороться с конем, вместо отработанных действий по сценарию, это неприятно.

— А у тебя были такие случаи?

— Да, и у меня бывало, и у коллег. К сожалению, хороших коней не напасешься. Подготовленных коней у нас в стране по пальцам пересчитать.

Фотографии предоставлены агентством исторических проектов «Ратоборцы»

— Ты упомянул про пиротехнику, на фестивале «Гумбинненское сражение» обещают заложить до 200 зарядов — как вы ориентируетесь на поле?

Есть сценарий, есть репетиция. Так что ты знаешь, куда едешь. На поле есть командующие. Если меняется сценарий, они дают указания, что нам делать. Плюс пиротехнику обозначают специально флажками, и надо внимательно смотреть. Кроме того, прежде чем взорваться, пиротехника несколько секунд издает свист. Так что, если ты случайно вылетел не туда, куда надо, у тебя есть пара секунд, чтобы уйти.

Фотографии предоставлены агентством исторических проектов «Ратоборцы»

— Думаю, если что — для тебя это не составит труда. Я видела тебя в седле, сидишь уверенно. Как давно занимаешься верховой ездой?

— Я сел в седло в 1991-м году. Изначально я пришел в клуб, который продвигал конную реконструкцию. Потом у меня был долгий перерыв. После того как я решил восстановить все свои кавалерийские идеи, сел на лошадь и понял, что ездить не умею совсем, и надо начинать все с начала. Да и сейчас я считаю, что не очень хороший всадник — слишком мало тренируюсь по объективным причинам. Проблема в том, что каждая лошадь индивидуальна, у нее свои повадки, и после большого перерыва ты перестаешь ее чувствовать. Иногда бывает непросто и приходится пересиливать себя, свои животные инстинкты, страх, а лошадь чувствует все, что происходит с всадником.

Мы не можем не пользоваться железом, разными мундштуками и шпорами, в силу того, что нам тоже хочется остаться живыми и здоровыми, но мы стараемся излишне не перенапрягать лошадь. Следим, чтобы ни при каких обстоятельствах лошадь не получила травму. Если животное, например, приболело, то в поле его никто не погонит, а будут заботиться.

— Как уже выяснила, у тебя есть дорогой комплект на Первую мировую войну, но три года назад видела тебя на фестивале «День Бородина», так ты еще и на Наполеонику хорошо собран, верно?

— Да, у меня есть комплект «Наполеоновские войны». Тоже не русский комплект, а французский. У меня с французской армией сложилось изначально. Первый раз на Наполеонику я пришел в 91-м году в клуб «Редут», и мне больше импонировала там французская армия. Потом, во второй половине 90-х, я долгое время этим не занимался, а сейчас меня вновь тема захватила, и я сделал реконструкцию подразделений, которыми до меня в России не занимался никто, да и в Европе единицы. Когда ты делаешь что-то с нуля, это тебя развивает.

Возвращаясь к реконструкции Первой мировой, неправильно сказать, что мы делаем что-то с нуля. Это все было описано. Но когда у тебя нет реальных образцов, и никто до тебя этим не занимался, то сделать реконструкцию хорошо либо невозможно, либо очень трудно. Многие, прежде всего из-за больших затрат, либо не доделывают, либо очень долго идут к финишу. Но мы максималисты.

Когда ты делаешь что-то новое, то у тех людей, которые производят, например, экипировку, появляется возможность заработать на этом. Они смогут это массово производить для остальных, кто захочет повторять наш путь, и им будет проще. Мы все сделали, все придумали. Хоть книгу выпускай с чертежами всех мундиров и всего снаряжения.

В реконструкции самое важное — воспитание. Поэтому про книгу я скорее шучу. Это неправильный подход: вот тебе книжка с чертежами, вот тебе список магазинов. Человек должен приложить максимум усилий, включать голову, читать. И это основная польза реконструкции. Самое главное — это процесс. Потому что вот фестиваль с боевыми действиями — это скорее подитог. Фестиваль занимает день-два, а реконструкцию делаешь год и больше.

Фотографии предоставлены Дмитрием Антоновым

— Мы все больше говорим про мужчин в реконструкции, а как обстоят дела с девушками. Особенно это касается военных фестивалей, где женщин значительно меньше.

— К сожалению, фестивали бывают очень разного уровня, в том числе совсем непрофессиональные. А бывают фестивали очень высокого уровня с реконструкцией не военной, а гражданской — те же свадьбы и балы. Когда девушки шьют по 10 платьев потрясающего уровня реконструкции на разные балы. Я прямо иногда снимаю шляпу.

Кроме того, есть реконструкции исторических технологий: литье, ткачество. Просто это меньше можно использовать в контексте реконструкций XIX–XX веков.

При реконструкции Первой мировой войны, да и Наполеоники, большой вопрос вызывают девушки на поле. В случае французской армии были прецеденты воевавших женщин, а у нас, пожалуй, только Дурова. Потому что медсестры — это отдельная тема, они не шли напрямую в бой, они не были на первой линии. Для этого на поле были санитары, которые выносили раненых и передавали в госпиталя. Вот еще и поэтому на Первую мировую меньше народу. Если в том же Средневековье женщины могут участвовать в реконструкции быта, антуража, то в военных лагерях начала XX века им для этого нет места. И на таких фестивалях, как «Гумбинненское сражение», дамам, увы, просто нечего делать.

Автор Янина Белова

— Дмитрий, ты вначале немного затронул тему оригинальных вещей в реконструкции. Расскажи про свою коллекцию исторических находок.

— С точки зрения ПМВ таких предметов, которыми я бы очень дорожил, наверное нет. Все это сложно приобрести и стоит дорого. Но, как правило, все это вещи не уникальные и при желании возобновимые. Все самое интересное как раз не в оригинальных вещах. Мне нужно было сделать копии, реплики оригинальных вещей, не имея оригиналов в руках. И пришлось потратить очень много средств для того, чтобы приобретать на аукционах и в специализированных магазинах оригинальные вещи. После этого судьба этих предметов будет приятная для меня — когда образцы перестанут быть нужны, я передам их безвозмездно в музей. Думаю, они поедут в Царское Село, музей Первой мировой войны.

Фотографии предоставлены агентством исторических проектов «Ратоборцы»

— А какое соотношение оригиналов и копий на этот период?

— Оригинальных вещей используется немного, просто потому что многие не нужны. Ну, например, все СХП — оружие, стреляющее холостыми патронами — не производится фабрично, а делается из старых ММГ образцов. А вот кавалерия — тема сложная сама по себе, потому что очень много разнообразных предметов, которые относятся не только к униформе и снаряжению человека, но и к снаряжению коня

Винтовки, шпаги, штыки всегда, как правило, оригинальные. Потому что это высокотехнологичное производство, а значит, сложно сделать копию. К оригиналам также обычно относятся такие предметы, как фонари, часы того времени. У них не очень высокая стоимость, и сейчас такие вещи не в ходу, они больше не производятся. Оригинальными могут быть и какие-то мелкие аксессуары. У солдата очень много всякий интересных предметов: ложки, расчески, другие предметы быта. Всегда интересно показать жизнь того времени в более полном объеме. Но у меня очень небольшое количество оригинальных предметов. И если у меня будет возможность заменить их на реплики, то я с большим удовольствием это сделаю.